– Эван, это замечательно. Я понятия не имела.

– Мне нравится, что ты полицейский. И что ты ловишь плохих парней.

Я всегда надеялась, что сумею вырастить детей, которые понимают ценность осмысленной работы. Похоже, мне это удалось.

Впервые за долгие годы – во всяком случае, мне именно так казалось – я накрыла сына одеялом и выключила свет в его комнате. Оставшись в одиночестве, я села за компьютер и написала отчет о своей сегодняшней осмысленной работе, пока события еще не стерлись из памяти. Еще одна попытка подчеркнуть достоинства собранных мной улик: именно Уилбур Дюран стоит за похищениями детей. Кроме того, мне нужно было обосновать нашу развлекательную поездку в конфискованном лимузине, принадлежащем налогоплательщикам.

«Ко всем трем мальчикам приставал мужчина, принявший облик хорошо знакомого человека для каждой из будущих жертв. Попытки совершались примерно с часовыми интервалами; в процессе реконструкции событий мы подтвердили, что из одного места похищения в другое можно попасть менее чем за пятнадцать минут, даже с учетом напряженного движения, что позволяет предположить: за попытками похищений стоит один и тот же преступник, меняющий обличья. Все трое мальчиков имеют одинаковый рост, вес, цвет кожи и возраст, что полностью соответствует многочисленным жертвам предыдущих похищений, в которых подозревается тот же преступник.

Моя профессиональная подготовка и опыт позволяют сделать вывод: похитителю хорошо известно, что мы напали на его след, и он сознательно позволил всем трем жертвам сбежать, чтобы сбить расследование с толку. Попытки похищения проводились в таких местах, где низка вероятность появления свидетеля, хотя в одном случае свидетель был, однако он оказался не склонным к сотрудничеству и недостаточно надежным. Ни одна из жертв не могла бы оказать реального сопротивления решительно настроенному похитителю, но все трое сумели вырваться из его рук без особых усилий, что подтверждает теорию о том, что преступник сознательно позволил им сбежать».

Он мог бы похитить по меньшей мере одного из них, если бы действительно этого хотел, – и если он пользовался только маской и париком, то у него было достаточно времени для смены внешности. Все мальчики сошлись на том, что их хватали за руку, но им легко удавалось вырваться.

Я пожалела, что не могла это включить в запрос на ордер на арест.

Когда я на следующее утро явилась в участок, оказалось, что все это уже не имеет значения. Спенс и Эскобар стояли возле моего стола, а на их лицах расплывались широкие улыбки.

Мне вновь попался хороший судья.

– Мы готовы ехать, – сказал Спенс.

– Да, наверное, – с некоторым сомнением ответила я. – Вот только куда?

Глава 27

Жан де Малеструа прислал мне записку, в которой сообщил, что собирается провести вечер в компании де Тушеронда и брата Блуина, чтобы решить, как организовать завтрашний процесс. Я пообедала в монастыре с другими женщинами, которые устроили целый консилиум по поводу моей раненой руки. И хотя мне многое хотелось обсудить с его преосвященством касательно прошедшего дня, должна признаться, что женское общество стало приятным разнообразием после стольких дней среди мужчин. Мы собрались вокруг длинного стола в главном зале монастыря. За все годы, проведенные мной в его стенах, я не видела, чтобы кто-нибудь столько крестился, обсуждая шепотом события дня. Но в их разговорах я не слышала того отчаяния, которое окутывало толпу на площади, и это было так же живительно, как вкусная еда на столе. После обеда я отправилась в свою комнату и там в полной мере насладилась одиночеством.

Одиночество, размышления. Одно естественно следует за другим. Да и о чем еще я могла думать, если не о том, что узнала в Шантосе? Что можно рассказать – если вообще можно – и кому? Я уже две недели не писала сыну в Авиньон и за это время успела получить от него два письма, оба пронизанные теплыми чувствами ко мне и любопытством по поводу того, что у нас происходило. Мне хотелось рассказать ему обо всем, но я не знала, как сообщить наши новости, не упоминая о том, что мне теперь известна судьба его брата, и о страшном подозрении, поселившемся в моей душе.

«Любимый сын, к нам явился сам дьявол в облике ворона. А твоему брату распороли живот, но не кабан…»

Я никак не могла придумать подходящее начало и через некоторое время сдалась и взяла в руки вышивку, истратив при этом немыслимое количество свечей. Однако с каждым новым стежком я приближалась к решению. Когда я забралась в постель, в моем сердце поселилась уверенность, хотя мира там не было.

Утром все началось снова. Де Тушеронд открыл заседание, вызвав очередного свидетеля, чей ребенок пропал.

– Их рассказы теперь вызывают скуку, а не слезы, – прошептал мне брат Демьен. – Сколько же еще мы должны выслушать?

Я пожала плечами; плачущая женщина вернулась на свое место. Де Тушеронд подошел к скамье, и они с Жаном де Малеструа и братом Блуином начали взволнованно перешептываться касательно какого-то пункта в законе. В конце концов де Тушеронд снова повернулся к собравшимся и назвал имя Перрин Рондо. Женщина, которую я видела накануне в толпе, поднялась со своего места в передней части часовни.

– Мой муж много болел, и как-то раз, когда дела обстояли совсем плохо, я пустила в свой дом постояльцев, чтобы хоть как-то заработать денег. Муж стыдился того, что нам пришлось так сделать, но я не хотела, чтобы он работал. Маркиз де Сева и месье Франческо Прелати некоторое время жили у нас на верхнем этаже; я сама тоже там спала, только в комнате поменьше. Однажды вечером я была так расстроена из-за состояния мужа, опасаясь его потерять, что моя няня отправила меня спать в комнату, которую занимали Прелати и маркиз – она думала, что сон в хорошей кровати поможет мне успокоиться. Господа уехали в Машекуль, и мы думали, что они останутся там ночевать. Однако маркиз и месье Прелати вернулись ближе к ночи, оба едва держались на ногах, потому что выпили слишком много. Когда они обнаружили меня в комнате, которую считали своей, они пришли в страшное волнение, должна сказать, совершенно необоснованно.

Я тоже была в тяжелом состоянии; однако они не имели никакого права вести себя со мной так. Сначала они принялись грязно ругаться, затем схватили меня, один за ноги, а другой за руки, и попытались сбросить на первый этаж. Если бы не подоспела моя няня, я бы свалилась через перила вниз и, возможно, погибла. И кто тогда стал бы заботиться о моем муже? Разумеется, не маркиз или месье Прелати.

Пока я лежала на втором этаже, они оба пинали меня ногами в спину своими остроносыми сапогами, и с тех пор здоровье у меня уже не то, что раньше.

Позже той же ночью я слышала, как маркиз де Сева рассказал Прелати, что в Дьеппе он нашел для него симпатичного юного пажа. Месье Прелати пришел в восторг, а несколько дней спустя появился красивый мальчик, который сказал, что он из хорошей семьи из Дьеппа. Он прожил с месье Франческо примерно две недели, и я постоянно видела его в обществе Прелати. А потом он неожиданно исчез – его хозяин приезжал и уезжал без него. Поэтому я спросила о нем. Месье Франческо страшно разволновался и заявил, что, несмотря на разговоры о хорошей семье и воспитании, мальчик его обманул и сбежал с двумя золотыми кронами. «Хорошо, что мы избавились от юного мерзавца» – так сказал Прелати.

Меня его слова смутили; мальчик произвел на меня хорошее впечатление и показался честным. А я редко ошибаюсь в людях.

Некоторое время спустя месье Прелати и Эсташ Бланше покинули мой дом и отправились в Машекуль. Я слышала, что они выгнали человека по имени Кау из его собственного дома, силой отобрав у него ключи. Я знала этот дом, потому что много раз бывала в Машекуле вместе с мужем. Он стоял в стороне от остальных, на улице за пределами города. Там имеется колодец, но, несмотря на это, место выглядит заброшенным, дом весь покосился и кажется неухоженным. Вне всякого сомнения, совсем неподходящее жилище для благородного господина.